В России в новом учебном году школьники будут изучать художественную литературу по обновленной программе. "В связи с изменившейся геополитической обстановкой", – поясняется в приказе Министерства просвещения России. Из списка произведений, обязательных для прочтения старшеклассниками, исчезли книги о репрессиях. К примеру, из программы для 10 и 11-х классов изъяли "Колымские рассказы" Варлама Шаламова, "Верного Руслана" Георгия Владимова и романы-антиутопии Оруэлла и Хаксли. Зато рекомендована к изучению "Гибель империи. Российский урок" митрополита Тихона (Шевкунова), которого принято называть "духовником Путина".
"Эта война носит мошеннический характер, так как она должна длиться постоянно, без победы. Ее главная цель – сохранить существующий строй, уничтожая не только человеческие жизни, но и плоды человеческого труда, так как общий рост благосостояния угрожает иерархическому обществу гибелью". Это цитата из романа "1984" Оруэлла. Книга издана 75 лет назад, однако для современной России она пугающе актуальна. Чиновники из Минпросвещения считают, что такие тексты не должны смущать нежные детские души.
На предмет "литература" в старших классах отведено три урока в неделю. Зато в расписании в этом учебном году нашлось время для занятий по начальной военной подготовке (НВП). Эта дисциплина отсутствовала в школьном образовании с начала 1990-х годов. Среди прочего на занятиях теперь учат обращаться с огнестрельным оружием и ручными гранатами. Как мальчиков, так и девочек. Как в теории, так и на практике.
В постсоветской России существовал недолгий период, когда школы могли учить детей по программам и учебникам, выбранным из множества существующих. Потом вольница закончилась, и чем дальше, тем больше среднее образование стало унифицироваться. Точно так же, как это было в СССР, единые образовательные программы и единые учебники теперь действуют на территории всей страны и во всех школах, независимо от местной специфики и уровня подготовки учеников. Из-за постоянных проверок, а кое-где и даже из-за угрозы доносов педагогам все сложнее проявлять самостоятельность и привносить в учебный план какие-то изменения.
Некоторая свобода маневра заключается лишь в том, что в программе по литературе по отношению к некоторым авторам указывается, что учитель может выбрать одно из двух-трех указанных в документе произведений. Кроме того, есть обязательные книги и книги из дополнительного списка. Перечень длинный. Стороннему человеку в нем трудно разобраться, а главное – трудно представить, как может школьник охватить весь этот материал и что может педагог успеть рассказать обо всех этих произведениях.
Ясность вносит московский преподаватель и филолог Михаил Павловец, который в своем телеграм-канале "Сердечно ваш МП" сообщает:
– Все изменения относятся к рекомендательной части обязательного перечня изучаемых произведений (из раздела "по выбору"). Более того, по моим наблюдениям, за редким исключением, эти произведения никто в школе и не берет, а еще реже – читает, так как все они выпадают на 11-й класс, когда сдающие ЕГЭ по литературе школьники (таких обычно от 6 до 9 процентов от общего числа сдающих ЕГЭ, то есть в обычных классах – 2–3 человека на класс) сосредоточены на повторении программы 5–10-го классов (от "Слова..." до Чехова), а прочие 91–94 процента школьников не читают вовсе, так как у них ЕГЭ по другим предметам.
"Молодая гвардия" и избранные главы "Как закалялась сталь" обязательны для изучения. Но мой прогноз: до них все равно никому не будет дела, разве что в школах Донбасса, где к упомянутым произведениям особое отношение
На что стоит обратить внимание: "Молодая гвардия" А. Фадеева и избранные главы "Как закалялась сталь" Н. Островского вынесены в отдельный пункт, а значит, обязательны для изучения. В ЕГЭ заданий на знание текста этих произведений не будет, чиновникам Минпроса не захочется объясняться о причинах резкого падения баллов по литературе: внесли – и внесли, галочку можно поставить. При этом хочется обратить внимание, что таким же отдельным пунктом в программе углубленного уровня идет роман Е. Замятина "Мы" (что отчасти компенсирует исключение зарубежных антиутопий Оруэлла и Хаксли), зато ночной кошмар прилежных школьников – роман "Тихий Дон" Шолохова дается в избранных главах (а раньше надо было целиком, что было просто нереально).
В целом же перечень как был, так и остался реакционным: из поэтесс второй половины ХХ века (помимо О. Николаевой) – только О. Берггольц и Б. Ахмадулина; женщин-прозаиков в ХХ веке и вовсе нет, в прозе – по-прежнему мощный пласт "деревенщиков" ("либеральный" Шукшин здесь противопоставлен "консерватору" Распутину в обязательной части перечня, в рекомендательном же – Абрамов, Астафьев, Белов, Солоухин – против Битова, Довлатова, Трифонова ("Обмен", а не "Дом на набережной", да) и Тендрякова, – пишет Михаил Павловец.
По его прогнозу, следует ожидать появления в школьной программе новых имен консерваторов: "Борьба за включение в будущем современных авторов может разгореться нешуточная: скажем, отсутствие в перечне В. Крупина или С. Шаргунова для меня не очень понятно".
Школьная программа по литературе становится все более консервативной. Главная добродетель сегодняшнего дня – слепой скрепный патриотизм. Казалось бы, "Как закалялась сталь" – это глубокая архаика. Но нет, зачем-то понадобилось вновь вспомнить про Павку Корчагина. Не беда, что борьба за бессмысленную узкоколейку довела героя книги до смертельной болезни, зато он пожертвовал собой. То есть совершил подвиг.
Сколь бы ни была запутанной и противоречивой новая версия школьной программы по литературе, историк и социолог культуры Илья Кукулин видит в этих списках проявление цензуры. Для него это событие того же порядка, что, к примеру, создание в России экспертного центра, который уже начал оценивать книжные издания на предмет их соответствия законодательству. Книги с выявленными нарушениями рекомендуется изымать из продажи. Издательство АСТ уже оказалось вынужденным согласиться с оценкой этих экспертов и поплатилось тремя наименованиями книг:
Изменение списка – проявление все более открытого сталинизма нашего государственного аппарата
– Учителя тоже столкнулись с цензурой. Этот список показывает, что сейчас приветствуется и что не приветствуется на официальном уровне. Так, книги Василия Гроссмана и Варлама Шаламова из программы изъяты, чтобы избежать обвинений в реабилитации нацизма, а эту реабилитацию сейчас принято усматривать в самых неожиданных вещах. На самом же деле, это изменение списка – проявление все более открытого сталинизма нашего государственного аппарата.
– В преамбуле к министерскому приказу написано, что изменения внесены “в связи с изменившейся геополитической обстановкой”. Можем ли мы догадаться, что имели в виду разработчики?
– Очевидно, что имеется в виду не только сама по себе война, которую развязал Путин против Украины, но и резкая поляризация сил в мире, а ее, собственно, и вызвала эта война. С другой стороны, провластные активисты настаивают на том, чтобы эта поляризация шла дальше. В частности, когда Палата представителей американского Конгресса приняла законопроект о помощи Израилю и Украине и о передаче российских активов Украине, Захар Прилепин написал, что необходимо усиливать союзнические отношения России со странами Африки и Латинской Америки. Фактически это попытка выстроить заново схему мира, известную нам по истории холодной войны. По-видимому, все это вместе – война и новое отношение российского руководства к международным союзам – и называется на нынешнем новоязе изменением геополитической обстановки. С другой стороны, может быть, нам и не надо так глубоко вдумываться. Возможно, совершенно бесполезно знать, читали ли министерские чиновники очередное сочинение Захара Прилепина. Важнее понимать, что ссылками на изменившуюся геополитическую обстановку сейчас в России оправдывают любые ограничительные меры, которые фактически являются цензурой.
– Вернемся к школьному списку. Ну, заменили одно произведение другим, порой даже не худшим. Просматривается ли здесь какая-то тенденция или не стоит сильно возбуждаться по поводу этих нововведений?
Цензурные запреты будут иметь долговременные последствия
– Давайте я отвечу на эти вопросы по отдельности. Я думаю, по поводу конкретных нововведений беспокоиться особенно не стоит, потому что, как видно из текста Михаила Павловца, этот список мало на что влияет. Впрочем, учителя с советским опытом вполне могут вспомнить, как тех же Шаламова и Гроссмана начали изучать в школе в 1990-е, и поймут, что этот список – указание: никакую литературу, которая была запрещена при советской власти – кроме разве что Солженицына (и то – пока!), в школе теперь упоминать нельзя. Но тенденция тут, безусловно, есть. Цензура и самоцензура существуют в современной России достаточно давно. Цензуру власти устанавливали фактически с начала 2000-х годов, а самоцензура существовала и до этого. Сейчас такие ограничения присутствуют везде. Начиналось все с медиа, а теперь мы наблюдаем такую картину повсеместно. И в книжных магазинах, и в деятельности чиновников, и в социальных сетях. Так что беспокоиться нужно по поводу того, что цензурные запреты будут иметь долговременные последствия даже после изменения нынешней политической ситуации. Вот такое беспокойство абсолютно оправданно.
– Какие это могут быть последствия? Изменится состояние умов?
– Конечно. Оно уже меняется. Важно помнить, что в современной России есть много законов, которые фактически выполняют цензурную функцию. В их числе – законы о "реабилитации нацизма", которые могут быть обращены на любую критику Сталина и любую критику советского руководства во время Второй мировой войны. Пропаганда Сталина нужна нынешней власти для того, чтобы легитимировать ее действия. Поэтому сегодня из школьной программы чиновники убирают книги о советских репрессиях или книги, в которых показана неприглядная и трагическая сторона войны. Если раньше люди видели, что книги на разные темы циркулируют относительно свободно, а сегодня снова есть книги, которые лучше не упоминать, – к сожалению, скорее всего это приведет к изменению в умах.
Кроме того, мне кажется, что легкость замены одного автора на другого, легкость изменения оценок того, что считается каноническими текстами, будет приводить к глубокому цинизму.
– Вы уже говорили, что весь список школьной программы старшеклассники не освоят. И все-таки кто-то что-то прочтет. А кто не прочтет, тому все объяснят на "уроках о главном" или на встрече с приехавшим с украинского фронта "героем". Правильно ли я поняла, что существует реальная угроза того, что постулат о привлекательности сильной руки во власти неизбежно будет воспринят подрастающими поколениями как норма?
– Мне кажется, что за подростков беспокоиться так сильно не нужно. В советское время хватало разного рода запретов. Подростки больше всего тянулись именно к запретному. В том числе к политически опасной литературе. Понятное дело, что далеко не все подростки этим отличались, но, безусловно, считать, что как мальчику или девочке 14–15–16 лет скажешь, так он или она будут считать, это некоторое заблуждение. Поэтому мне кажется, что насаждение консервативных, патриархальных и милитаристских ценностей в школе для кого-то может сработать с обратным знаком. Другая проблема, что подростки в такой ситуации снова будут привыкать к двоемыслию, как в советское время. И это очень печально, – говорит Илья Кукулин.
